Сидел, короче, один авторитетный вор на зоне, сидел, пока побег не задумал. Взял еще двоих фраеров в компанию и одного мужика на мясо. Откормили они его и ушли в тайгу. Два месяца шли, мужика уже на второй неделе кончили и съели, к исходу первого месяца одного из фраеров завалили. Двое их осталось. Так вот эти двое сидят друг напротив друга, ждут, кто уснет первый. Пятеро суток так просидели, пока фраер не уснул – тут его вор и кончил. И съел. Только тем и спасся. Пришел в Ростов к своей шмаре, найди мне, говорит, лепилу, чтобы внешность изменить. Та нашла, привела, сделал ему лепила новое лицо. Его вор потом убил, понятное дело. И шмару свою грохнул, чтоб совсем без свидетелей. А потом, знаешь что было? Поехал он в Питер, заперся на хазе и за три месяца пять иностранных языков выучил. Пошел в университет и устроился профессором работать. Завязал. Женился. А был еще следователь, тоже из Питера, который всю жизнь за этим вором гонялся. Так этот вор, уже став профессором, с этим следователем познакомился и подружился, лучшими друзьями стали. И следователь все рассказывал профессору про того вора, которого он всю жизнь ловит. А профессор только усмехался в бороду. А как стал помирать профессор, он следователю записочку отправил, что, дескать, я, профессор, твой лучший друг и есть тот самый вор! Бросился к нему следователь, а поздно! Тот уже помер…
Эту хуйню мне рассказывал одесский бомж Сережа по прозвищу «Монах». На его ступнях
виднелась пороховая татуировка «Они устали от этапов». Выражать сомнения в правдивости рассказа не полагалось, поэтому мы с Сашкой только кивали и громко удивлялись превратностям судьбы фартовых людей. В 16 лет мы были гораздо более открыты миру, чем сейчас. Открыты настолько, что с готовностью приняли приглашение трех бомжей, живущих в кустах неподалеку от Потемкинской лестницы присоединится к их компании. Помимо Сережи-Монаха в компанию входил сутуловатый одессит по имени Яша. Этот носил очки и считался интеллигентом, хотя и был самым грязным из всех. И был еще один Сережа, который, собственно, и кормил всю компанию – утром он надевал тельняшку, выползал на знаменитую Потемкинскую лестницу, подгибал одну ногу, ставил табличку, о том, что он инвалид-афганец и за какой-то час собирал с туристов пару сотен гривен. Родом он был из Самары. День наш проходил незамысловато. Дождавшись Сережу-афганца с лестницы, мы отправлялись на Привоз, где покупали самогон, колбасу, хлеб и зелень, после чего шли на пляж Ланжерон, где и проводили время до вечера, купаясь, выпивая и закусывая под незатейливые воровские байки Сережи-Монаха. Пошатываясь, возвращались в Стамбульский парк. Просыпались в знакомых уже кустах. Сережа-афганец шел на лестницу, возвращался и все повторялось.
На третий день стало ясно, что пора валить – такая жизнь очень быстро засасывала. Рано утром, не дожидаясь добытчика с лестницы и не будя двоих других мы отправились на трассу, ведущую в Киев, унося с собой из Одессы тайное, доступное только настоящим одесситам знание о том, что именно у Дюка видно с люка…